Но при ближайшем рассмотрении все эти связи оказываются опосредованными и сложными — тем более что известные аналогии "философии жизни" мы можем найти не только в модерне, но и в некоторых других стилевых системах начала XX века — например, в экспрессионизме. С другой стороны, модерн несет на себе следы соприкосновений с другими философскими концепциями. Последователь фрейдизма найдет отголосок этой концепции в частом обращении живописцев к мотивам сна и ассоциациям сновидений. Все это говорит о многообразии связей, которые осуществлялись в европейской культуре того времени, о своеобразном круговороте идей, представлений, чувствований, рождавших однотипные явления в философии, в науке, в искусстве. Больше того, можно сказать, что в смешении разных концепций и представлений была известная доля эклектизма, с помощью которого культура обретала способ обновлять себя.
Нечто подобное мы находим и в религиозных представлениях конца XIX — начала XX столетия. XIX век был в целом наиболее безрелигиозным. Он ознаменован ослаблением веры в самых разнообразных кругах общества вера приобретала формальный характер. В конце века наметились тенденции обновления религии, своевольного и причудливого соединения язычества и христианства увлечения буддизмом, теософией и антропософией. Атеистическое отрицание морали у Ницше в конце концов привело его к обновленному язычеству, к представлению о культуре человечества как борьбе или комбинации двух начал — "дионисийского" — буйного, безудержного, хаотического и "аполлонического" — организованного, гармоничного. "Язычество" Ницще оказало сильное воздействие на многих философов и литераторов начала XX столетия.
В Германии Фридрих Линхард в своей книге "Новые идеалы" (1901) говорит о стремлении представителей культуры того времени "соединить в новой форме Крест и Розу. Голгофу и Акрополь". Как бы прямым подтверждением этих слов могла бы явиться картина Макса Клингера "Христос на Олимпе"' (1897), где Христос предстает перед сидящим па троне Зевсом, окруженным другими богами. Здесь сталкиваются, а затем как бы смешиваются язычество и христианство, порождая новый, единый пантеон богов.
Подобный "религиозный эклектизм", царивший на рубеже столетий. был не только свидетельством религиозной непоследовательности или затянувшегося кризиса христианства: он знаменовал стремление общества. миновавшего период рационального позитивизма вновь прикоснуться к иррациональному, непознанному, непознаваемому. Все это не могло не найти отклика в искусстве, в характере его стиля.
|