Вероятно, в 1580-х годах написана и картина "Апостолы Петр и Павел", представляющая собой блестящий образец зрелой живописной манеры мастера. Построенная на противопоставлении двух контрастных темпераментов, она, вопреки канонической трактовке, выдвигает на первый план страстного и мятущегося Павла, отводя второе место сдержанному и меланхоличному Петру. Лицо апостола Павла, принадлежащее к излюбленному типу Эль Греко, повторенному в ряде его работ, настолько индивидуально, что некоторые исследователи склонны видеть в нем автопортрет художника.
Мастерство портрета — одна из сильнейших сторон дарования Эль Греко. Здесь он многим обязан искусству Испании. Он усвоил присущие испанскому портрету сдержанность и простоту, внимание к индивидуальным чертам модели. Но он далеко превзошел своих современников глубиной и проникновенностью образов. Одним из самых обаятельных портретов художника является изображение молодой женщины, известное под названием "Дама в боа" (около 1577—1578 гг.). Возможно, что это подруга его жизни Хоронима де Куэвас, но в этой картине, овеянной романтическим чувством, к индивидуальным чертам, несомненно, примешиваются и черты идеального. Напротив, в замечательном портрете инквизитора Ниньо де Гевара (1596—1600 г.) художник отнюдь не идеализирует свою модель. Картина внешне проста, но полна огромного внутреннего напряжения. Мерцание зловещих малиново-красных тонов кардинальской мантии, холодный блеск горящих глаз Гевары, жесткие очертания рта, нервно вцепившаяся в подлокотник кресла рука вызывают представление о подавленных кипучих страстях, фанатизме и беспощадной жестокости. От этого портрета тянутся нити к "Иннокентию X" Веласкеса.
Поздние произведения Эль Греко окрашены чертами все усиливающейся трагической безысходности. В картинах на сюжеты страданий и смерти Христа ("Моление о чаше", 1605—1610 гг., вариантах "Распятия"), сценах из Апокалипсиса ("Снятие пятой печати", 1610—1614 гг.), в мифологических сюжетах ("Лаокоон" 1610—1614 гг.) неотступно звучат темы одиночества, гибели и возмездия. Странный и призрачный мир встает перед нами в этих картинах. Фигуры непомерно вытягиваются и причудливо изгибаются, они кажутся невесомыми и парят над землей, словно подхваченные непреодолимо увлекающим их незримым вихрем. Краски загораются фосфоресцирующим светом, поглощающим очертания предметов.
Настроение трагической обреченности звучит и в написанном около 1600 года пейзаже "Вид Толедо", где безжизненный призрачный город и вся словно оцепеневшая земля кажутся отданными во власть разбушевавшихся небесных стихий. Оно пронизывает и поздний предполагаемый автопортрет Эль Греко (1605—1608 гг.), в котором художник предстает изможденным, болезненным, с лицом, изборожденным морщинами, с глубоко запавшими глазами, лихорадочное горение которых магнетически приковывает зрителя.
|