Она легко парит или роняет скорбь и горечь. Приоткрывая кладезь тайн, Кусает губы Шостакович, мучительно творит Бернстайн. К роялю — молчаливой глыбе, способный высечь из нее огонь, взволнованно шагнул Ван Клиберн, худой и длинноногий, как Линкольн... Я этой музыкой застигнут, взметающей за валом вал, точь-в-точь, как на своем «Kон-Тики» Тур Хейердал. Я, как баркас смолёный, тупоносый, плыву в людской толпе разноголосой. И, словно музыка, я всемогущ. Рокочут молодые струны-ванты. Я слышу перекаты доминанты, А уличный фонарь — скрипичный ключ. Предельно восприимчива акустика, приобретают новый смысл слова, и, словно неозвученная музыка, струится над Москвою синева. *** Джемс Паттерсон |